51. Мафия в краевой библиотеке

О том, что господин Рем английский шпион Ай подозревал давно, но поскольку подобных шпионов было полно в российском правительстве, полагал, что это одна из форм вхождения страны в рыночную экономику. Когда же в серии «Хабаровский детектив» вышел очередной роман Рема, Ай углубился в чтение, надеясь раскрыть не только тайну его личности, но и найти в романе подтверждение своему подозрению о причастности Рема к ЦРУ.

Настораживало уже само название детектива «Книги и наркотики», хотя Ай особого различия между тем и другим не видел. Хорошая книга тот же наркотик. Правда, в последнее время наркоманы заметно потеснили книгоманов. Да и как не потеснить, если хороших книг днем с огнем не сыщешь, а плохих развелось столько, что не хочется в книжные магазины заходить.

Один из известных книгоманов сказал так:

— Одна доза героина заменяет мне всего Достоевского. Находясь под наркотиком, я одновременно являюсь тремя братьями Карамазовыми, и убиваю одновременно трех старушек. К тому же, в любой из наркотических книг я главный герой стремительно раскручивающихся событий.

О том, что каждая умная книга для власти, и особенно для церкви, опаснее наркотика Ай узнал от Рема, замыслившего дискредитировать все книгохранилища мира, а вместе с ними и начитанных, в меру упитанных библиотечных работников. Ай прекрасно понимал, что при мизерной зарплате библиотекарь готов пойти на преступление, но превратить библиотеку в лабораторию по производству наркотиков, такое ему и во сне бы не приснилось.

Пока Ай разгадывал чайнворды в газете «Антенна», из каждого найденного в библиотеке трупа, а их там было три, вылупилось, как птенцы из яйца, по одному потенциальному убийце. Они носом учуяли исходящую от Ая угрозу, поскольку именно в чайнворде была законспирирована главная формула производства библиотечного наркотика.

Рем установил, что некоторые книги выделяют наркотическое вещество, типа героина. Стоит только эти книги обработать эмульсией невостребованной любви, а добра этого в библиотеке федерального округа было предостаточно, героин из книг сначала выделялся в виде легкого пылевого облака, которое постепенно оседало на лакированные столешницы служащих библиотеки, и в первую очередь на стол самого Рема. Долгое время библиотекари удаляли пыль со столов при помощи влажных салфеток. При этом они аппетитно чхали, и говорили друг другу «на здоровье». Но именно Рем открыл в этой пыли наркотик. Однажды, после приватной беседы с красавицей кадровичкой, он почувствовал такую усталость, что уснул, пристроив свой нос вплотную к героиновой столешнице. При этом он так надышался героина, что, проснувшись, почувствовал себя чуть ли не Микки Спилейном. Почему именно Микки. Да потому что, взявшись за перо, вместо «Глава первая», написал «Чаптер 1», то есть глава по-английски, но кириллицей. И, конечно, только наркотик мог вдохновить Рема на создание литературных персонажей, среди которых все три следователя были Иванами, хотя родились от Соломона, Наума и Абрама. Но первую заглавную арию романа пропела, не хухры-мухры, а Елена Абрамовна Персик, которая пришла работать в библиотеку в день ее основания, то есть более ста лет назад. Но главное было не в возрасте, а в имени героини — Персик. С этой первой строки Рем воспылал пламенной страстью к героине, поскольку больше всего на свете любил персики. Какая бархатистость тела! А румянец! А косточка с дырочками! Одного имени героини было достаточно для того, чтобы за Ремом закрепилась репутация гениального писателя. А чего стоят три Ивана от Соломона, Наума и Абрама!

— Это не проза, это подлинная поэзия, — воскликнул Ай, взахлеб читая первый чаптер романа.

Вникать в описание характеров героев Аю было некогда. Рем умудрился выразить характер каждого одним словом. Например, Оксана Прилипенко. Когда из живого организма она превратилась в труп, всем было ясно, что она прилипла к производству наркотика, за что и поплатилась. Ее фигуру автор описал не хуже высшего ранга футуриста. Отлипшую от преступного бизнеса Оксану укладывают на носилки и выносят из книгохранилища. Внезапно открывшаяся боковая дверь ударяет милиционера по руке и все слышат грохот падающего тела. Как будто с носилок упал не труп, а несколько пустых металлических бочек. Но Ай, не зная, что случится дальше, поспешил с выводами. Грохот был вызван тем, что при падении Оксаны с носилок та часть тела, которая располагалась южнее спины, отвалилась и многим мужчинам напомнила, что они в свое время имели счастье загорать на ее южных пляжах. К тому же сама Оксана Прилипенко была не просто женщиной, а гремучей смесью из украинских и цыганских кровей. Ясно, что, даже будучи трупом, не загреметь при падении с носилок гремучая смесь не могла.

При написании романа Рем прикладывался носом к столешнице не один раз, и после каждого приложения источаемый книгами героин наполнял его душу гремучей смесью, которая, в сущности, и была душою Оксаны Прилипенко. Следователь Иван Соломонович Иванов это почувствовал сразу и трое суток только тем и занимался, что снимал отпечатки пальцев, оставленные на стеллажах в течение ста с лишним лет. Оказывается, в этом подвале побывали все, от уборщицы до директора библиотеки, а после Ельцинского переворота здесь даже вывесили таблички: в каком углу и в какой связке партийной макулатуры в семидесятые годы хранились самиздатовские издания Галича, «Доктор Живаго» Пастернака и «Архипелаг Гулаг» Солженицина. Глядя на эти таблички, Рем загадочно ухмылялся. Он прекрасно знал, что в семидесятые каждый второй работник библиотеки был негласным сотрудником КГБ, так что эти книги просто не могли попасть в библиотеку. А если и попадали, то сороконожками перебегали в кабинеты генералов КГБ. А поскольку именно номенклатура в первую очередь зачитывалась запрещенными книгами, она и развалила Советский Союз, прибрав к рукам все созданные советским народом ценности.

Вначале следователь Иванов снимал отпечатки пальцев, млея от близости библиотечных красоток, задавал им пустячные вопросы, но в шестнадцатом чаптере он наконец-то начал думать головой. До этого он целую неделю ходил в библиотеку, пил дармовой чай с женщинами, прикидывал какую из них можно допросить с пристрастием. Поэтому о преступлении в библиотеке он не думал. У него не вызвал подозрения даже тот факт, что среди отпечатков пальцев не нашлось отпечатков самого Рема, хотя, как Ай понимал, именно Рем собирал и прятал на черный день в книгохранилище героиновую книжную пыль. Если бы там орудовали наркобароны, героина было бы значительно больше. Они не стали бы устраивать бойню из-за пакета героина. Они этот товар завозят тоннами, так что подумай Иванов головой, он сразу бы исключил причастность библиотекарей к торговле этой гадостью. Ну, разве что сигареты с примесью дурмана. Этой гадостью сегодня увлекаются все женщины, начиная с одиннадцати лет. Потому, что, несмотря на все свои таланты, мужчины разучились любить женщин. Иногда, правда, подставляли свои излишества для производства минета, но это, как вы понимаете, к любви никакого отношения не имеет.

Поэтому, как только в процесс следствия включилась голова Иванова, он сразу же заподозрил в убийстве и торговле наркотиками директрису. Во-первых, заведующая отделом кадров была ее сестрой, во-вторых, главный бухгалтер — соседкой по даче, секретарем же у нее служила племянница главного бухгалтера.

— Библиотека не может работать на семейном подряде, — пришла к выводу голова Иванова. А во-вторых, следователю не понравилась бывшая пионервожатая Светлана Колотайло. Не в ее пользу говорило ее происхождение, ведь родилась она в городе Стрый, на Украине, в том самом городе, где родилась гремучая смесь Оксаны Прилипайло. Голова Иванова пришла к выводу, что обе эти дамы одного поля ягода, смесь украинца с цыганкой. И вслед за первым запросом о происхождении Прилипайло, Иванов направляет в Стрый второй запрос о происхождении Колотайло. Голова следователя Иванова была убеждена, что сегодня все российские семьи сливаются в преступные кланы, выдвигая из своей среды козлов отпущения, по принципу орудующих в Чечне боевиков. Как только голова Иванова вспомнила о боевиках, он пришел к выводу, что библиотеку хотели взорвать. Эта мысль возникла у него после мысли о возможном сожительстве приглянувшейся ему директрисы с ее душеприказчиком Деловым.

— Милый, — говорила она Геннадию Михайловичу, — три трупа в библиотеке возбуждают меня сильнее любого наркотика. Не твоих ли это рук дело. Если твоих — я кончу прямо сейчас.

Но Деловой на то и деловой, чтобы не думать, а делать дело. Расстегивая директрисе платье, он уныло посматривал на стол. Не очень-то ему нравилось совокупление с директрисой на ее столе, Тем более, что всегда предприимчивый Рем еще не успел собрать со стола осевший за день героин. Поэтому, придирчивого взгляда Ирины Викторовны из-под сексуально уложенной челки он просто не заметил. Но подозрение в виновности Делового к газовой атаке на сидящих в засаде милиционеров у директрисы улетучилось сразу после того, как рука Делового нырнула в ее промежность. Одновременно выскочив из платья и его объятий, Ирина Викторовна вытащила из шкафа поролоновую подстилку и сразу же уселась на нее в заманчивой позе. То, что все прошло у них по-деревенски просто, автору романа можно было и не говорить. Если директриса не набросилась на Делового, а уселась на подстилке, значит, весь свой телесный наркотик она уже отдала предприимчивому Рему. Покончив с любовью, она тут же обратилась к Деловому с предложением.

А тут еще эта газовая атака на затаившихся в книгохранилище милиционеров. Какой смысл их было туда сажать, если все в библиотеке, да и в городе знали об этой засаде. Хотя бы потому, что тысячи граждан не смогли получить нужные им книги, и атаковали городской отдел культуры жалобами на грехи трех Иванов, сыновей Соломона, Наума и Абрама.

Ай, конечно, не мог согласиться с таким поворотом дела. Дырка в потолке, заставленная многотонным шкафом, если и использовалась для газовой атаки, то сделать это могли только три Ивана. Зачем – вопрос сложный, но вполне объяснимый. Прежде всего, они давно мечтали провернуть дело, которое поставило бы на уши весь город. Пакета наркотика для этого было явно маловато. Западно-украинский городок, откуда приехали на Амур брат с сестрой, и Саяны, куда ездила отдыхать директриса, к наркотикам никакого отношения не имели. Наркобароны не набирают в свою гвардию пешек из библиотек. На них работают молодчики в ранге подполковников, а то и выше, бывшие офицеры КГБ, ветераны горячих точек. Так что единственные люди, которым было выгодно затеять бойню в библиотеке, были три Ивана. Причем затеял все это, как вы понимаете, Рем.

Прозреет Иванов только сидя голышом на коленях у Заправской, разместив свое правое плечо между ее многолитрового вымени, испускающего уже знакомый Ивану Абрамовичу запах героина. Он только что переспал с двумя красотками и, обнаружив после обеих актов в левом кармане две сотенных купюры, понял, почему все продукты и сувениры на рынке оценивались в сто рублей. Подтвердила его версию сотенная, которую ему сунула в карман Заправская. И Иванов понял, что все дело в этой самой источаемой женской грудью эмульсии невостребованной любви. Ушедшие в бизнес мужчины находили наслаждение в кровавых разборках, оставив женщин на попечение роняющих слюну подростков. Вот и пошла гулять эмульсия по России и странам СНГ. Иванову бы понять, что директриса ездила в Саяны не за наркотиком, а за освобождением от этой самой эмульсии. Горы есть горы, скалолазы привыкли тереться телами о скалы и если припадали к женскому телу, то, уж поверьте, шаркали своими телами как надо. За такую любовь и ста долларов не жалко. В родной ее библиотеке, да и в городе за такое лечение мужчины требовали именно сто долларов, да плюс армянский коньячок с закуской. А в Саянах такса — сто рублей.

Работая на Заправской в ритме фокстрота, Иван Абрамович не забывал при этом работать головой. Будучи мыслями в родном городе Бокайске, он, между тем, не забывал развращать Заправскую, поскольку при всем своем маленьком росте, кресало он имел отменное. В предчувствии скорого оргазма, Заправская, не владея собой, не только фонтанировала жидким героином из своих гигантских грудей, но и выбрасывала за каждую акцию разврата по сотенной. И, конечно же, Иванов в данном положении не мог не представить себя крупным коммерсантом, приехавшим в Саяны, чтобы закупить партию героина.

— Бараев по сравнению с тобой ничтожество, — в ответ ему вопила висящая на грани оргазма Заправская. — Раньше весь свой героин я отдавала ему, теперь же я твоя, вся твоя, о, мой сладенький Абрамчик!

Ясное дело, что такие оргии не могли не докатиться до старшего следователя группы Ивана Сидорова. Он высоко оценил работу подчиненного, и уже подумывал над вопросом представления Ивана Соломоновича к награде. Но был и другой вариант, поставить в управлении памятник фаллосу Ивана Соломоновича. Каждый подозреваемый, увидев какой великолепной штучкой обладает следователь, тут же воспылает к ней страстью и во время полового следствия выболтает любую тайну.

Что ни говори, головы у Иванов работали на перспективу. Они понимали, что невостребованная любовь в ближайшее время превратит женщин в наркоманок, поэтому кто-то же должен восполнять этот дефицит. А Иван Соломонович был с детства надрессирован на утоление любовного дефицита. Он знал даже песенки соответствующего содержания. Когда после двух пламенных ночных дам, он попал в объятья Заправской, не ударить в грязь лицом ему помогла песенка, которую распевал когда-то ротный старшина:

Когда я лагерь покидал,

То старшине мы пожелали,

Чтоб у него так хер стоял,

Как на побудку мы вставали.

Всячески любя ненасытную Заправскую, Иван Соломонович не мог избавиться от мысли: почему лагерь, а не казарму? Возможно это не солдатская песенка, а лагерная. А если так, то не роняет ли следователь своего достоинства, распевая блатные песни? Копошащаяся в голове мысль отвлекала Ивана Соломоновича от весьма заманчивого процесса измены жене, а следовательно задерживала оргазм, давая фору Заправской. Потому-то и получил он от Заправской около двадцати сотенных, каждая за извержение дремавшего в ее теле вулкана.

Наконец-то Ай понял о какой мафиозной головке шла речь в четвертом чаптере романа. А сказано там было вот что: «Сошки попадали в тюрьму, им давали срока на полную катушку. А мафиозная головка тем временем готовила новых наркокурьеров, отрабатывала новые транспортные пути…» Из каждого вновь отработанного головкой пути появлялся новый наркокурьер, пусть пока несмышленыш, но в его непромокаемых подгузниках созревал путеукладчик, достойный своего мафиозного отца.

В этом деле вполне преуспевающими считались и три Ивана. Жена Ивана Соломоновича, например, была потомственной крестьянкой, истиной русачкой, а все русские, по убеждению Рема, только что выскочили из зоопарка. Поэтому, Клавдия Михайловна Иванова иначе как вонючим козлом Ивана Соломовича не называла. Великий сыщик был подкаблучником, но только в пределах собственной квартиры. Проницательная, как все крестьянские бабы, Клавдия Михайловна сразу учуяла в своем муже три инородных запаха, которые ей понравились. И она тут же убрала приставку вонючий, и теперь называла мужа не иначе как козел. В ту же ночь жена провела разведку боем и с тихой грустью отметила, что переспав сразу с тремя шлюхами, ее любимый козел так ничему от них и не научился.

Главный герой романа Елена Персик на время следствия уехала отдыхать в Израиль, поэтому ее ароматное имя не привлекло внимания ни одного из Иванов. Одно дело русские, украинцы и цыгане, и совсем другое — дети израилевы. Несмотря на семейные неурядицы, они твердо несли знамя божьих добродетелей. Слегка приволакивая левую ногу, Персик обходила помещения библиотеки, и работавшие с утра уборщицы старались не попадаться ей на глаза. При встрече с ними голос у Елены Абрамовны становился громким и внушительным. Создавалось впечатление, что она только что втянула ноздрей пыль со своего рабочего стола, и люто ненавидела уборщиц, которые того не подозревая, стирали со столешницы героин, лишая Персик его обычного столетнего аромата. Остановившись около мешков с мусором, Персик наклонилась и жадно одной ноздрей втянула в себя исходящий из мешка аромат героина.

— Надо помочь трем Иванам, — думала она, — сказать: не там, ребята, ищете. Главная федеральная библиотека не может быть перевалбазой для наркокурьеров. Она — фабрика по производству наркоты. Но об этом ни-ни, ни одна душа знать не должна. Разве что Рем, который, как она заметила, находит вдохновения в этом оседающем на столы порошке. А если так, под впечатлением наркотика Виктор Ремизовский напишет еще не один роман. В том числе о подводных течениях в многочисленных храмах Хабаровска.