Мы, профессиональные поэты, пришли в школу читать стихи, но мне лично после выступления десятиклассника Паши Потапенко читать свои стихи не хочется. Слишком сильны впечатления от прочитанных Пашей стихов. А Паша, не спускавший с меня глаз, и видимо догадавшийся о впечатлении, которое на меня произвел, продолжает в том же духе:

Равнина русская изрыта

Могилами, куда ни глянь —

Толкутся свиньи у корыта,

Объедки подбирает рвань.

Чтобы не высыпались зубы

Шахтеры с кляпами во рту,

Страну пытаются углубить,

Чтоб свиньи лезли в высоту.

А мне смешно и больно, сдержан

Мой стих, мне страшно сознавать

Что я из тех, кто ставит межи,

Кто делит на «бомжей» и «знать»

Все наши лучшие надежды.

Кажется, я пропустил одну строфу из стихотворения. Вспоминается вдогонку и, возможно, не совсем точно.

На свалке Пушкина с надрывом

Читает баба на сносях,

В ее помятом, некрасивом

Лице лирический размах:

Там злой еврей над златом чахнет,

И далеко не русский дух

От ярко вышитой рубахи

Детей пугает и старух.

Эти две строфы Паша на уроке не прочитал, он дал мне их прочесть потом, когда мы вышли из школы и разговорились на остановке в ожидании автобуса. Следом за нами на остановку пришла классный руководитель. Она смотрит на нас с вызовом. Мы выхолощены временем, мы евнухи в гареме султана, вместо бороды наши щеки покрыты легким румянцем раздражения. Мы видим в мальчишке занесенную над нами рапиру. Каждое слово как укол в сердце. Кажется невозможным, что мальчик может писать такие стихи. Мы отказываемся в это верить, и мысленно просим учительницу прекратить это безобразие, это выворачивание наизнанку нахлобученной на нас демократии. Я еле сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться. Я прочитал несколько подборок стихов Артема Блоха из математического лицея: за неуверенными пока строчками стоит гражданин. Ему наплевать на то, что о нем подумают. Мне лично было приятно услышать от Людмилы Миланич доброе слово о поэте, потому что поэт — это гражданин, это, наконец, воин, а не человек превращающий слова в звенящие побрякушки. Добрая половина таких поэтов нашла прописку в Хабаровской писательской организации. Еще одна — под крылышком Виталия Захарова: о чем пишут, не знают сами, но главное для чего?

Идет юное поколение русских витязей, уверенных в том, что свинец сегодня гуманнее речей, которыми потчует нас Кремль. Потому что за этими словами — ложь, а свинцом оплачивают люди свою приверженность к лицемерию. В моих глазах горят слезы гордости за наше будущее. А Паша, да какой там Паша — Павел Потапенко диктует мне правила поведения в обложившей меня флажками демократии:

И если ты поэт — не дрогни,

Когда распятый на кресте,

В родную землю пустишь корни

Не небу нужные, не те,

Которые взойдут цветами.

Не благовониям служи, —

Носи за пазухою камни,

А если нету, — одолжи.

— Гляди, богач какой, — одолжи, — хмыкнула сидящая за первой партой ученица, губы которой красноречивее слов отражали ее отношение к поэту. А реплика прозвучала гвоздем, который она пыталась вбить в сердце юного патриота.

При всех плюсах рыночной экономики у нее есть один огромный минус — развращение и унижение народа поп культурой, которой надеется заткнуть народу (пиплу) рот гвардия новорожденных преступников.

А пипл хавает, хавает, хавает…

 

Экран, бездарность, торжествуя,

Народу взятку подает,

Девица голая танцует,

Мужик ей ягодицы мнет.

Народ ликует: — Для начала

Весьма неплохо, — говорит.

— Девица — крылья за плечами —

Нас непременно удивит.

Ну и язва ты, Павел Потапенко! Поэт из тебя получится или уголовник, трудно сказать. Ведь впереди целая жизнь. Я свою извел на слова. Не важно, нужны они кому или нет, главное, слова были четками в моих пальцах, и я играл ими, чтобы отвлечься от иссушающих душу разочарований. Другое дело — Пушкин, его, слегка перефразированного, читает на свалке беременная бомжиха. А кто будет читать меня?

Мы садимся в автобус и молча едем до остановки «Гаражная». С севера надвигается черная туча, на дороге топчется желтый надувной шар. Машины пытаются его сбить, но он ловко выскакивает из-под колес и, наконец, взмывает в небо. Паша молча наблюдает за его полетом. У него длинная шея, светлые волосы и слегка запавшие голубые глаза.