47. За деньги они совесть продадут

Если вам пофартило украсть кусок вселенной и нетерпится создать из него свой мир, с роскошными виллами и вечно смеющимися людьми — берегитесь, вы сотворили не рай, а сумасшедший дом, где светомузыка и голые бабы напоминают убивают не только мысль, но и способность думать.. Однажды меня стошнило от такого шоу и я возненавидел современную эстраду, которая опустила театр до уровня балаганного стриптиза.

Пир во время чумы — вот что представляет собой сегодняшнее телевидение.

Я потрясен, мой сон передают

По первому каналу, не поют,

А прыгают, как обезьяны,

Красотки-муляжи, не без изъяна

Их ножки, попки, грудки, но и тут

В раздутости присутствует реклама,

За деньги они совесть продадут.

Себя Сергей Солтан называет антирекламным стихотворцем, но не по призванию, а по необходимости.

— Кто-то же должен противостоять безумию.

Сергей Солтан слесарь-монтажник, закончил когда-то ПТУ, на работу оформлен пескоструйщиком, а практикуется на покраске автомобилей.

Их ржавые бока я очищаю

Скребком, но недостаточно скребка,

Чтобы слегка покрытые эмалью

На трассе засияли их бока.

Причина не в скребке и не в эмали,

Причина за рулем сидит. Она

Избавиться не может от фекалий,

В которые страной погружена.

В своих стихах Солтан бывает откровенным до мерзости. Настоящее телешоу в стихах.

У дамы ляжки нараспашку, шрамы

На заднице у дамы от клыков.

Когда обзавелись клыками хамы

Сказать не сложно, обожают дамы

С собачьими клыками едоков.

Дракула торжествует. Из старого румынского замка он вышел в свет, чтобы наводнить его свирепыми дракулятами.

Женщине с книгою Захер-Мазоха

От поцелуев становится плохо,

Надо ей задницу шилом проткнуть,

В этом ее наслаждения суть.

Я понимаю, что речь в стихах идет о книге Леопольда фон Захер-Мазоха «Наслаждение в боли». «Ванда! Ванда моя! — вскричал я, стиснув ее в объятьях. — В этом-то и горе мое, что я люблю тебя тем больше, чем чаще ты мне изменяешь! О, я умру от мук, от любви и ревности!»

Это не просто боль, это страсть, испепеляющая душу и тело. Ворваться в тело изменившей тебе женщины, все равно, что прыгнуть в огонь, и, обугливаясь, вопить от наслаждения. Захер-Мазох психолог более тонкий, чем де Сад. Едва ли от наслаждения вопит женщина, когда во время полового акта ей выкалывают глаза или отрубают руку. Но располосовать душу возлюбленного изменой, усилив тем самым потрясение болью вполне реально. И ненависть, и нежность, и желанье вызвать ответную боль — чувства вполне реальные. Солтан облачает это чувство в такие стихи:

И ненависть, и нежность, и желанье

Терзать, не причиняя боли. Все

Земные страсти обожгли сознанье,

Распяв меня на лобном колесе.

Вытягивают жилы, рвут на части

Живое тело, душу леденя.

О, Господи, какое это счастье

Для женщины моей и для меня!

Вот вам и мазохизм в чистом виде. Восемь строчек совместили творчество Мазоха и де Сада. По лицу Сергея блуждает ироническая ухмылка (чуть не сказал – дьявольская). Он прекрасно понимает, что после прочтения стихов у человека возникает желание испытать нечто подобное на себе. А, испытав, попасть в зависимость от описанного Мазохом наркотика. Наркотика по имени — Боль. Передать в стихе чувство — одно дело, но чтобы накалить стихи до ожога — нужен незаурядный талант. Или низменное желание эпатировать читателя, привлечь внимание своей неординарностью. Потому, что «всемирный запой» поэтов уже не вызывает у публики любопытства. Он получил вполне реальное объяснение — заболевание нервной системы.

Стихи Сергея набраны на компьютере, каждое, даже в четыре строчки, распечатано на отдельном листке, всего сорок стихотворений. Может получиться книжица, причем название ей дал сам поэт: «Потрясение страстью». Название вытекает из текста, но мне оно не нравится. Не скажу даже почему. Не нравится и все.

Меня пронзила молния, она

Была острей клинка. Она пронзила

Мой мозг, она мне сердце поразила,

Между землей и облаком одна.

Она стояла огненным прутом.

Я по нему подтягивался к небу

Вращающимся огненным винтом,

Кому, не зная, на потребу.

Бесполезно комментировать стихи Сергея, ощипывать их, как вылупившихся цыплят. Иногда мне кажется, что он бегает по пылающим углям, и волдыри на ногах мешают ему сосредоточиться на пульсирующей кровью мысли. Да и сама кровь вот-вот закипит. Самое же нелепое в том, что у Сергея нет никакого желания сойти с раскаленных углей, спрыгнуть если не в воду то просто на траву, или, по крайней мере, вписаться в стреляющее в него молниями облако. «Облако» неточное слово в данном контексте. Облако не способно обстреливать нас молниями. Здесь нужны громадные черные тучи, но… облако, так облако. Каждый поэт видит мир таким, каким желает его видеть.

Стихи в две — три строфы читаются легко и быстро. Больше времени уходит на то, чтобы очухаться от прочитанного.

Нависшая над пропастью скала —

Едва ли это я, но над скалою

Висит Луна, придуманная мною.

В ту пору она белою была.

Теперь она слегка порозовела,

Зато с утра стоит белым бела

Нависшая над пропастью скала,

Стесняясь собственного тела.

О чем эти стихи? Эротика в космических масштабах или безделка, собранная по принципу кроссворда? Но зато — какая экспрессия! И толчками крови бьется в голове мысль о красных и белых цветах революции.

Однако, не только вечная тема волнует поэта. Сам он, правда, себя поэтом не считает и к сочинительству относится с иронией. И не только к своему сочинительству. Вещью он называет только то, что можно пощупать собственными руками. Он ведь занимается очисткой машин от ржавчины. Мастером по сборке рулевых устройств на судостроительном заводе был его отец Иван Иванович Солтан. Ныне покойный.

Отец ушел, когда ему

Вослед хихикали подонки.

Все делалось не по уму

В процессе горбачевской ломки.

Законный вор купил завод,

Рабочих бросив на колени,

Теперь Россию продает

С народом ботая по фени.

И еще:

Я рабочий, но не раб, я вечный

Мститель за поруганную честь

Мальчиков, которых искалечили,

При попытке головы отсечь.

Ничего не стоит позолота

Ваших женщин, замков и машин,

Если нет душе моей полета

Вас настигнет гнев моей души.

За отцов, за мальчиков отпетых,

За сестер, посаженных на крест,

Не в любви узнаете так в смерти.

Что такое праведная месть.

Дети нищих семей, обреченные на полуголодное существование в училищах, сбиваются в стаи, и, обзаведясь волчьими клыками, рыщут по мертвым деревням в поиске легкой добычи. Они убивают, насилуют, становятся наемниками в рядах террористических отрядов. Но самое страшное в том, что все это поощряется нашими законами. Зло прописано в законах, по которым живет страна. А у Президента не та голова, чтобы осмыслить происходящее. Многих работников бывшего КГБ отличает леность ума и чувство превосходства над себе подобными.

За Ельцина мне было стыдно,

Теперь я Путина стыжусь,

Меня он превращает в быдло,

Поскольку в воры не гожусь.

Определение точное. Пока не научился красть, собирай на свалках бутылки. Стать пролетариатом тебе не дадут, прекрасно сознавая, что грамотный рабочий не станет терпеть дурака хозяина. В начале шестидесятых я беседовал с человеком, который до революции выплавлял металл и зарабатывал деньги, каке и не снились советскому сталевару. «И все же вы пошли в Революцию! Зачем?» «Деньги не главное, — сказал он тогда. — Главное в сознании, что я работаю на Россию, а не на хозяина, который распоряжается прибылью в своих, зачастую корыстных интересах».

Я спросил Сергея: что заставляет его думать рифмованными строчками? В ответ все та же ироническая улыбка на лице.

— Это все равно, что стукнуть по башке палкой чучело Президента. Стихи пишутся, когда закипают мозги. К счастью, это случается не часто.

Сорву стоп-кран и выпрыгну из тамбура.

Прощай Россия, нам не по пути!

Пусть ты страна вселенского масштаба

Но с гнойниками страшными внутри.

— И куда ты уедешь?

— В Белоруссию.

О собственном творчестве он написал с присущим ему апломбом, но без закипающей крови в мозгах.

Стихи, забавы ради,

Пишу в свою тетрадь,

Четыре строчки за день,

А иногда и пять.

Стих от подхалимажа

До сочного плевка

Кому пошлю — не важно,

Зато наверняка.

Один пожмет мне руку,

Другой намнет бока

За то, что я от скуки

Валяю дурака.

Во всяком случае, делано без дураков. Не думаю, что кто-то Сергею намял или намнет бока. В подхалимстве его тоже не обвинишь, но, не претендуя на поэтическое имя, он крепко держит при себе Музу. И не ради забавы. Как он к Музе, так и она к нему питают глубокое внутреннее влечение. В отличие от известного в Хабаровске барда Виталия Коробова, выступающего на празднествах и юбилеях. За плату, конечно.

Он сам настоял, чтобы я написал о его творчестве. Его песни под гитару, особенно после дозы алкоголя, могут у кого-то вышибить слезу. Главное, не слушать о чем он поет. Музыка и голос придают стихам Коробова достоинства, которых не существует. Если Солтан пишет на взлете чувства, то Коробова заботит проблема заработка. Помните у Маяковского.

Впрочем, есть у нас Асеев Колька.

Этот может, хватка у него моя,

Но надо ж заработать сколько, —

Маленькая, но семья.

Это вовсе не значит, что я ставлю их рядом — Асеева и Коробова. Токарь, ради заработка, вытачивает за смену десятки деталей, за годы — сотни. Они однообразны до сухости во рту, но токарь, в отличие от Коробова, тайно ненавидит свою работу. Ведь он способен на большее. Кто же не дает нашему барду проявить свой талант, запеть во весь голос? «Гневно бросить нам в глаза железный стих, облитый горечью и злостью». А все очень просто: он привык срывать аплодисменты с вещей, которые недостойны нашего слуха.