Embedded Files
Встречать Азарова к поезду не пришел даже его лучший друг Витя Волков. А ведь когда-то они принимали участие в закладке золотого звена Большой амурской магистрали. И не только в закладке. Отмечая это событие, они сидели бок о бок за одним столом, пили водку, и Волков вместо тоста прочел только что написанный стишок:
Я слышу, как гудит земля,
Как рукоплещут ели,
Мы это сделали, друзья,
Тайгу мы одолели.
Волкову рукоплескали не только ели. Ему пожал руку сам товарищ министра. Виктор тогда неделю не мыл руку, показывая ее людям как реликвию. Азарову это не нравилось, но он не знал, как бы повел себя, окажись на месте Волкова.
« А еще родственник, — думал Азаров, сидя верхом на чемодане и все еще надеясь увидеть в толпе встречающих долговязую фигуру Волкова.
О том, что Юрий Иванович Азаров приезжает в Хабаровск за семенами, мне сказала жена Виктора Волкова. Сам же он в это время уехал в Китай, поискать кое какого товару, ибо в бизнесе купи-продай выше китайского ширпотреба пока не дорос.
— Ты, Александр, подскажи Азарову с какой фирмой связаться. Юра двадцать лет из Чегдомына носа не показывал.
И хотя в то слякотное утро мне было приятнее посидеть на диване с историческим романом Анатолия Максимова, на вокзал я пришел. И правильно сделал, потому, что заметно постаревший за 20 лет (после моего последнего интервью для газеты) Юрий Иванович готов был расплакаться от сознания, что никому больше он в Хабаровске не нужен. Что все его бывшие друзья с презрением относятся к стройке века, считая, что БАМ никому не нужен и обречен на медленное исчезновение.
Он меня не узнал, видимо, не допускал мысли, что судьба сведет нас еще раз. Подойдя к нему вплотную, я спросил:
— Можно я присяду рядом, чемодан у вас… вон какой?
Он автоматически подвинулся, стирая рукавом не существующую пыль.
— Присаживайтесь.
Чемодан, сборки шестидесятых, имел внушительные размеры, прочный каркас, и хотя был наполовину пустым, не дрогнул, когда я сел рядом с Азаровым.
— Вы приехали, или встречаете кого? — спросил он, извлекая из кармана пачку сигарет.
— Вас встречаю, Юрий Иванович, но вы, как вижу, меня не узнали, хотя однажды за пивом мы проболтали с вами всю ночь. А было дело, кажется, в Ургале.
Азаров даже вскочил от неожиданности. Его землистого цвета лицо слегка порозовело, губы тронула улыбка.
— Столько лет, Александр Александрович. А как вы узнали?
— По золотым кренделькам на лбу и на ушах. Ваши волосы слегка поредели, но в отличие от моих, так и остались золотыми.
— Седина от нехватки меди, — сказал Азаров, с искренней радостью сжимая в своих ладонях мою. — Помните, Витю Волкова, он обещал встретить…
— Какая разница кто встретил, главное — встретили. Сейчас поедем ко мне, а там определимся, что делать.
Тащить чемодан он мне не доверил (уважая мой возраст). От вокзала до Памятника партизанам нас доставил печально поскуливающий автобус. По пути Азаров рассказал, как нашел себе жену.
«У неба в голове парилка, у меня от яблок оскомина в зубах, а женщина тюкает топориком по чурке, не давая мне сосредоточиться на главном. Главное для меня — исчезновение кореша Кешки из сауны. Пока я бегал под дождем, пытаясь поймать молнию, кореш исчез. А женщина топориком тюк да тюк. Под навесом у нее туча мошки, но мошка ей глубоко безразлична. Женщина готовит дровишки для Кешки, чтобы вышел он из сауны мягкий и пышный, а главное, вкусный, как запеченное в духовом шкафу яблоко. Она еще не знает, что Кешка исчез, и мне почему-то неловко наблюдать, как усердно старается женщина, хорошенько попарить приглянувшегося ей мужчину.
Кешка исчез голышом. Его портки и рубашка лежат в предбаннике, на лавке, а слегка сполоснутые в мыльной воде трусы болтаются на печной заслонке.
— Не может же Кешка сгореть, — рассуждал я, не зная, как буду оправдываться перед дамой.
Выйди Кешка хоть на минутку, она бы его увидела.
— Сосед, подбрось-ка дровишек в топку, — кричим мне женщина. — А то чего доброго, замерзнет твой гость… прямо в парилке замерзнет.
Я пробиваюсь сквозь дождь, набираю охапку пахнущих плесенью дров. Соседка смотрит на меня, голого, широко раскрытым ртом. Глаза ее как небесные прогалы, подернуты легкой дымчатой вуалью. Лицо в легких коричневых накрапах от августовских звездопадов. Стол под навесом накрыт тонкой зеленой клеенкой, в виде пленки, которая впитала в себя все цвета окружающего нас мира. Женщина смотрит на меня и, хватая ртом воздух, пытается что-то сказать, а я стою и жду пока она это «что-то» скажет. Стою, забыв, что мои трусы болтаются на печной заслонке, и что мужчина, стоящий без трусов в двух шагах от одинокой женщины, не может не произвести на нее впечатление.
Когда до меня дошло, что я голый, от вспыхнувшего на лице румянца стали обугливаться дрова, и я стремглав бросился в баню. Заталкивая в топку дровишки, я не заметил, как следом за мной в предбанник вошла женщина. Я чуть не обжегся, когда она слегка провела пальцами по моему позвоночнику.
— Вам сделать массаж? — спросила совершенно ей не свойственным голосом.
— Кому это нам? — вопросом на вопрос ответил я.
— Тебе и Кешке, — сказала женщина.
— Мне пожалуйста, — согласился я, — а Кешка уснул на верхней полке, так что его и не видно. Видно здорово намерзся на своих северах.
— Ну… ладно, — несколько разочарованно протянула женщина. — Можно и тебе.
Честно сказать мне настроение хозяйки не понравилось. Что это еще за «можно и тебе». Значит, для нее главное — Кешка. Кешка, которого она и в глаза не видела. Я, понимаете ли без спроса зашел в ее баню помыться. Думал, хозяйка ушла, а когда она объявилась, чтобы как-то оправдать свои поползновения на чужой территории, выдумал этого Кешку, который слез с айсберга, чтобы попарить косточки в Хабаровске. Хозяйка вначале в пузырь полезла: «Пусть твоему Кешке жена косточки прожаривает!» Я когда я заметил, что Кешка не женат и приехал подыскать себе подходящую бабенку, она сразу сменила гнев на милость и принялась колоть дрова, на правах будущей жены несуществующего в природе Кешки.
Сауна была заполнена паром под завязку. Женщина знала толк в парилке, она насыщала пар различными ароматными травами, а поскольку влажность в сауне была высокая и женщина не хотела выйти из нее мокрой курицей, свои одежды она оставила в предбаннике. Кроме трусиков. И все что я видел, когда она вошла, была ее грудь, высокая, чистая с остро нацеленными в меня сосками. Я просто не мог не поцеловать эту прекрасную грудь. Я втянул острый сосок в рот и женщина издала стон, от которого у меня тут же подкосились ноги.
— Только Кешке не говори, — шепнула она мне в уши. — Если спросит, скажи — делала массаж и больше ничего…
Через полчаса сизокрылой голубкой выпорхнула она из парной. Выйдя в предбанник я увидел в окно, как носится она по двору, стаскивая с огорода на стол самые красивые и спелые плоды, а потом на нем появилась бутылочка с винцом и три… три стакана, три тарелки, три вилки… Неужели она не догадалась, что в бане нет никакого Кешки, ведь от нашей с ней любви мог проснуться мертвый, а тут какой-то Кешка с Севера.
Высунувшись в дверь, я позвал соседку, она пришла, и мы с ней с успехом повторили пройденное. На этот раз она была более спокойной и сидя у меня на коленях, шепнула:
— А нельзя ли как-нибудь спровадить твоего дружка, а? Мужчина, который храпит в бане битых три часа не мужчина, а осколок айсберга. Лучше я тебе, женатому, буду массаж делать.
— У тебя это неплохо получается, — шепнул я, ловя губами мочку ее правого уха. — Может, перекусим пока, а потом я его отправлю, а мы с тобой помоемся, как следует. При постороннем мужчине у меня это дело как следует, не получается. Да и у тебя, как я заметил.
— И у меня не получается, — согласилась она. — опасно лаская пальцами некоторые детали моего сладко разомлевшего тела.
А вот еще один рассказ Азарова из семейной жизни на БАМе.
«Однажды мне приснилось, что я волк и за мною гонится антилопа. Вы скажете, что волку не пристало бегать от гремучей козы, но во сне случается и не такое. Жене моей, например, приснилось, что к ней сватался президент одной из банановых республик. Проснулась она от собственного крика и хорошо, что я оказался рядом, и убедил ее что это не президент ломится в дверь, а энергосбыт. Это ее немного успокоило, хотя и досматривала сон на полу, поскольку диван из-под нее просто выдернули. На полу ей снились хорошие сны, поэтому жена особенно не переживала. Забрали, так забрали. Вместе с диваном энергосбыт конфисковал телевизор и холодильник. Телевизор загрузили в роскошный Мерседес, холодильник в японский рефрижератор, а под диван подогнали бортовую машину марки Нисан. Облаченные властью мужчины возглавляли кортеж, сидя в новеньком Седане, а БМВ с бухгалтером замыкал шествие. Кому-то из грузчиков приглянулась наша дочь, и он заявил, что если через три дня не выплатим остатки долга, они заберут юную красавицу, поскольку мы, старики, на выделку не годимся.
Бухгалтер замыкала шествие, но точнее — нашествие, потому, как содержать роскошные иномарке сразу в таком количестве можно было только за откровенное разграбление гавриков, которые в свое время строили эти самые ЛЭПы, ТЭЦы, попавшие в лапы монополистов. Теперь они сдирают с нас последние шкуры..
Когда жена проснулась я пил из бутылки воду, а она решила, что спирт. И якобы я пропил ее диван. Хвостом она выбила бутылку из рук, но, приложившись к горлышку, разочарованно свистнула:
— Значит, президент все-таки был?
— Какой еще президент?
— А кто мебель украл?
Я не стал ей лишний раз напоминать о бритоголовых энергетиках. Пусть думает, что ночью в ее постели побывал дюжий негр, который собственноручно перенес ее с дивана на пол. Для стареющей женщины побывать в руках молодого негра, да еще президента — высокая честь. Пусть теперь ходит, делится впечатлениями с подружками. А то начнет костерить энергетиков, а ребята там не нашего роду племени.
Сонолог Азарова за рюмкой водки:
«Я опасаюсь людей, любящих собак, приходит время, когда они забывают человеческую речь и начинают лаять. У них вырабатывается собачий инстинкт — вцепиться кому-нибудь в лодыжку, и, вырвав кусок мяса, представить себя современным Дракулой. Когда собака бросается на ребенка, Дракула млеет от счастья.
— Распустили тут, — ворчит он на возмущенную мамашу, имея в виду играющих в песочнице детей.
Дракула уверен, что песочницы созданы для того, чтобы в них гадила его любимая собака.
Герой социалистического труда, Петр Ишин, провел более трех лет в фашистском застенке. Десятки лет спустя после освобождения из плена он просыпался в ужасе от одного и того же кошмарного сна: он видел луну, у которой были мертвые собачьи глаза и кровоточащие клыки. Поэтому всю жизнь он боялся смотреть в ночное небо.
Испокон веков поэты воспевают любовь, чувство столь же кошмарное, как и прекрасное. Казалось бы, каким вывертом может обернуться в человеческом сердце любовь к растениям. В связи с этим мне вспоминается эпизод с томатами из романа польского писателя Корнеля Филипповича «Сад господина Ничке». Роман был прочитан сразу после выхода книги в свет в 1972 году, но каждая его страница запечатлелась в памяти. На трех страницах писатель описывает, как прорастает фасоль, наблюдая за процессом глазами господина Ничке, который кажется нам не просто воплощением любви, а самой любовью. А через пару страниц узник концлагеря дает обратную сторону этой любви.
«Однажды меня и француза Россиньоля капо послал на каменоломню в лагерь за железнодорожными рельсами. Рельсы были длиной в восемь метров и все время раскачивались. И вот, когда мы поворачивали возле комендатуры Россиньоля занесло, он невольно шагнул на клумбу и сделал по ней два шага. На клумбе были посажены цветы, и Ничке, увидев это через окно, выскочил и закричал: «Ах ты дерьмо свиное…» Ничке вырвал у одного из хефтлингов мотыгу и ударил Россиньоля по голове. Россиньоль упал, тогда Ничке стал его пинать, всячески обзывать и снова бить палкой по голове и по лицу. Россиньоль вообще не кричал, только с ужасом смотрел на него и выплюнул немного крови. Тут один эсэсовец крикнул: «Этот мешок с дерьмом все еще живет!» И Ничке выстрелил в Россиньоля. Он выстрелил несколько раз — пять или шесть, наверно плохо попадал, потому что Россиньоль даже приподнял голову…»
Вернувшись из Китая, Витя Волковпозвонил мне, заявив, что встретиться с Азаровым не может, так как через пару часов вылетает в Японию. Я не сказал об этом Юрию Ивановичу, но он, видимо, догадался, что ни в какой Китай Волков не ездил.
— Витя решил, что я приехал требовать с него старый должок. А я хотел пригласить его на праздник. Все-таки, дорогу вместе строили. К тому же у него есть хорошие стихи о БАМе, мужики хотели послушать.
Азаров прочитал несколько строф из моей поэмы “Можжевельник”.
Я знаю, что такое страсть –
Она пружина тела:
Не оступиться, не упасть,
Не отойти от дела.
Она хороший поводырь,
Надежная подмога.
Сквозь потрясения борьбы
Лежит ее дорога.
Она Амур, как ручеек,
Мостом перемахнула,
И дальше, дальше на восток
Ладони протянула.
Взошла на Сихотэ-Алинь –
Пугая исполина,
Чтобы потом через пролив
Махнуть до Сахалина.
— Правда хорошо? — спросил.
Мне было стыдно сказать “Да”, ведь поэма мне не нравилась, хотя в свое время была опубликована в газете. Но еще стыднее было признаться, что это моя поэма. Ведь вполне возможно, что именно из-за нее Волков избегал встречи со своим другом.
Page updated
Google Sites
Report abuse