Embedded Files
Русский народ, игнорируя ночную вылазку в тылы противника, предпринял атаку и потерпел серьезное поражение на величественном пути возвышения духа над хаосом. Прекрасного над обыденным. Души над телом, а если сказать точнее — разума над желудком. Победу, в который уже раз, одержал желудок. Сегодня вся энергия народа направлена на удовлетворение низменных инстинктов, будь-то литература, спорт или музыка. НА протяжении пяти столетий лучшие умы человечества сражались с этим злом. Теперь оно поставлено во главу угла, т.е. во главу мировой политики. «Деньга надо любить, они и есть — Бог!» — воскликнул один из церковников, полагая, что тем самым закладывает новый камень в храм человечности. А на самом деле это и есть истинное предназначение религии — укрепить власть денег. Укрепить власть сильного над слабым, наглого — над совестливым, богатого — над нищим. Мы возвращаемся на круги своя, не задумываясь над тем, что временное отступление еще не значит, что битва проиграна. Все более разгорающееся пламя террора, это и есть ночная вылазка непримиримых в глубокие тылы противника.
Сегодня, как вчера, кривляние макак
На сцене современности, а завтра
Мы жить не сможем без кровавых драк.
Ведь наша жизнь тем более азартна,
Чем дольше остаемся в дураках.
Опять эта безумствующая училка со своей дурацкой энергетикой. Стоит ли зажигать фонарики если заранее знаешь, что они тут же покроются слоем жира. Что лучшие надежды ее студентов — похрустывание денежных шпаргалок в кармане.
Мне с ней трудно спорить, потому как, стоя на одной идеологической платформе, мы никогда не найдем общего языка. Она получила фундаментальное образование, я же по сути — самоучка, всегда изучал то, что возвышало мой дух, и напрочь отбрасывал то, что меня угнетало. Училка обвиняет меня в отсутствии вкуса только потому, что я люблю Маяковского больше чем Пушкина и нахожу великолепной поэму Блока «Двенадцать».
— Красота спасет мир, — бросает мне в лицо училка свои прописные истины.
Я бью ее козырную карту стихами Заболоцкого:
Так что есть красота
И почему ее обожествляют люди —
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
В сосудах Маяковского огня не меньше чем у Пушкина, разница лишь в том, что он более целенаправлен.
Чтобы постичь суть красоты, её нужно обогнать и врезать пару раз в ухо. Такая, с фиолетовыми фингалами под глазами, она более понятна и доступна. Именно так поступают с красотой все великие поэты. Тот же — Тютчев.
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный…
Отрадней спать, отрадней камнем быть.
Эти стихи написаны в середине девятнадцатого века. Тютчев, чтобы не получить оплеуху от издателя, перенес проблемы своего времени в более глубокие времена, озаглавив стихи «Из Микеланджело». Но они более чем актуальны и сегодня. Хотя СМИ всячески пытается реабилитировать именно то, преступное и постыдное время:
Отрадней спать, отрадней камнем быть.
Самое прекрасное из всего, что есть в мире — Жизнь, получила оплеуху от гения русской поэзии.
Возле задних ворот рынка «Али» в тридцатиградусный мороз сидит на снегу мужчина с одуловатым обмороженным лицом. Охранник в униформе бьет сапогом по тряпичным буркам бродяжки, взывая к его совести.
— Ты же замерзнешь, вставай!
С трудом приоткрывая замерзшие губы мужчина произносит, указывая рукой в неглубокий овражек вблизи 81-й школы.
— Лучше мальчишку, вон там…
Мальчишка спит, зарывшись в снег, и сон его похож на смерть.
Охранник вытаскивает мальчишку из снега и несет его на руках в один из многочисленных рыночных киосков. Мужчина провожает их ничего не выражающим взглядом.
Отрадней спать, отрадней камнем быть…
Утром из узкого окошка подвала девятиэтажного дома высовывается заспанная детская рожица. Увидев меня, мальчик ныряет обратно. Когда я удаляюсь на расстояние тридцати-сорока шагов, из рыночного окопа выскакивают три оборванца и, кутаясь в лохмотья, с непокрытыми головами бегут в сторону автомобильных гаражей. За ними бежит, такая же, как они, неухоженная собачонка. Это не картинка из повести Короленко. Это дети подземелья эпохи господ Горбачева. ельцина и Путина.
Глядя им вслед, я думаю, что буду счастлив, если однажды эти мальчишки взорвут дом вместе с моими потрохами.
Отрадней спать, отрадней камнем быть…
Нет, я ни нечто, я — ничто.
И это было бы неплохо,
Когда бы подлая эпоха
Не опиралась на плечо.
Мне бы стряхнуть ее с плеча,
Почувствовать себя свободной,
Но у меня не кровь — моча
Течет по венам, ей угодно,
Чтоб я влачила жалкий крест
Своей судьбины на Голгофу,
С одной надеждою — подохнуть
В угоду тем, кто сладко ест.
Да, да, я пишу о поэтах нетрадиционно мыслящих. Нетрадиционно по отношению к нашей не всеми пока понятой, действительности. Накопление капитала во всех сочленениях общественного тела — факт устрашающий. Чем больше дерьма в суставах, тем меньше серого вещества в голове. Училка не разделяет моих взглядов на современную действительность. Она согласна, но… не согласна. Не знаю, как вы, а я ее прекрасно понимаю. Она согласна с тем, что я ратую за духовность, как первооснову любой культуры, и не согласна с моими упадочническими настроениями в направлении построения нового общества на рыночном фундаменте. Много денег — это хорошо, — считает она, плохо, что львиная их доля оседает не на счетах производителя ценностей, а в кармане перекупщика. Училку я прекрасно понимаю. Сегодня любой хозяин частной или федеральной собственности обрастает бездельниками, которые получают намного больше, чем те, кто производит материальные ценности. Хозяин придумывает десятки ненужных должностей, чтобы разместить на них всех своих родственников и друзей и таким образом присвоить то, что по праву принадлежит производителю. А возмущенных он, на правах хозяина, выставляет за дверь.
В таком порядке беззаконие распространяется по всей кровеносной системе государства.
Впрочем, училка на большее не претендует. Она довольна уже тем, что, зажигая фонарики, не требует со студентов за это дополнительной платы. Она хорошо усвоила, что взятка подрывает устои не только государства, но в первую очередь — ее жизненную позицию — всегда и везде оставаться человеком чести.
Склонись на грудь мою, когда нет сил
Упасть передо мною на колени.
Ты будущее с прошлым совместил,
А настоящее, в смятенье
Не знаешь сам, где обронил..
Эту мысль я разделяю с училкой полностью. Я не хочу жить настоящим, но стоя на весьма шатком прошлом, едва ли дотянешься до будущего. Даже взглядом наивного ребенка. Поэтому, несмотря на схожесть наших взглядов, мы обладаем глазами разной контрастности. Училка видит сегодняшний день таким, каков он есть, но с мягкими, как бы размытыми очертаниями. У меня же все наоборот: четко, ярко, зримо, совсем как у Маяковского.
Любая диктатура пренебрегает главным — народом. Хотя именно народ является ее опорой. Самая гадкая, на мой взгляд, диктатура так называемой демократии. Тут ложь скрыта в самой её сути — народ порабощенный народом; два сосуда, которым дана возможность переливаться из одного в другой. И тому и другому дана возможность разбогатеть, до нищеты унизив или уничтожив соперника по бизнесу. Способы значения не имеют: убил, ограбил, взорвал, выкрал ребенка …главное завладеть тем, что всегда принадлежало другому.
Я была сама собой, я пела,
Развлекалась с волнами в реке,
Но явился ты, и мое тело
Стало погремушкою в руке
Не совсем наивного ребенка.
Есть в тебе и жалость и корысть.
Жаль, что нитью связанны мы тонкой,
И нельзя воскликнуть: отвяжись!
Мысль, которую училка вложила в это стихотворение, мне особенно нравится. Она замкнула ее в неразрывное кольцо однажды отведенной для нее орбиты. Но все еще надеется на изменение маршрута. Правда, остается открытым вопрос, что лучше, быть планетой или кометой с огненным хвостом? Кошкой, которая гуляет сама по себе. Но и кошка нередко становится легкой добычей сильного и ловкого хищника. Например, голодного бича. Для него не имеет значения, сколько казенных фонариков зажгла ты в сердцах людей.
Но вернемся к нашим баранам.
Тьма, которая подтачивает нас изнутри, легко превращается в серую туманность. Чтобы укротить ее вдохновение, достаточно выпить сто граммов водки или выкурить сигарету. Люди пьют и курят только потому, что тьма угнетает их, давит на сознание своей жуткой загадочностью. Трудно представить себе в каком виде она вырвется наружу. В виде гигантского доисторического ящера, или погромыхивающей сухими сочленениями дамы с косой. Но беда в том, что тьма существует в каждом из нас, Она нечто вечное и неделимое. Она — космос, из которого мы вышли и куда уйдем.
И чем больше мы пытаемся постичь ее сущность, тем более она непостижима. А серость состоит из хаотически перемещающихся точек, из пылинок в пылевом облаке, которое придает нашему воображению видимость чего-то конкретного.
Поэтому, чем больше поэт поглощает наркотика, в виде водки или сигарет, тем недоступнее становится для него его скрытая во тьме сущность. И может быть именно в этом главная беда всей нашей литературы.
Останься, мы увидим то, чего
Ты не увидишь без меня, я знаю,
Что я слепа без тела твоего.
Но я не ухожу, я ускользаю…
Мы тени мира только и всего.
Родственные души влюбленных способны увидеть многое, но природа устроила нас так, что все мы существуем на грани конфликта. Который призван разорвать контакт двух сердец в самую неподходящую для этого минуту. Когда перед нами открывается нечто. Со мною лично подобное случалось не раз. Ощущение дискомфорта возникает в тот самый момент, когда мы чувствуем, что приблизились к истине, ради которой и пришли в этот мир. Но нас разъединяет взрыв. В человеке перегорает лампочка, контакты начинают искриться, обжигая искрами наши трепещущие в ожидании счастья сердца. А ожоги, даже мелкие, весьма и весьма болезненны. И тогда наступает то, о чем пишет в своих стихах училка.
Но я не ухожу, я ускользаю…
Смерть составляет часть нашей сущности. К тому же она является главным нашим щитом, когда жизнь фехтует перед носом, своим искусно отточенным клинком. Любовь к смерти, то есть к собственной сущности, продлевает нашу жизнь. Любовь к жизни укорачивает ее. Чем ярче мы живем, тем больше клинков мечется вокруг нас. Неслучайно, постигшие эту истину люди уходят в монастыри. Там они находят контакт с собственной сущностью, живут в одной упряжке со смертью. Не потому ли за время своего осознанного существования ничего лучше, чем орудия убийства, человечество не придумало. Чем больше клинков изобретаем мы, чем они изощреннее, тем ярче проявляется истинное лицо жизни.
Мы в жизнь вошли, чтобы вернуться
В то состояние, где льды,
На нас наткнувшись, не очнутся,
Не избегут своей беды.
Так мы уходим в мир иллюзий,
Не видя выхода назад,
Мы без предчувствия конфуза
Целуем Музу в пышный зад.
Ведь мы уверены, что это
Ее лицо, что никогда
Не удосужила ответом
Поэта эта егоза.
Page updated
Google Sites
Report abuse