22. Бабы что-нибудь отрежут

Выбежав под дождь, одежду

Я бы сбросил, но боюсь

Бабы что-нибудь отрежут,

Огурец или арбуз.

Мне до спазм в груди охота

Пробежаться под дождем

Без порток и прочих шмоток,

Под которыми живем.

Не люблю колец, сережек,

Шитых золотом одежд,

Дорогих румян дороже

Цвет лица, пока он свеж.

Летний дождик освежает.

Если дождики часты

Год бывает урожайным,

И сердца наши чисты.

***

Я люблю наше время,

Когда по воде

Разбегаюсь кругами,

Чтоб слиться однажды

С нашим временем

В счастье его и в беде,

И в бесславии даже.

Не берусь судить, хороши стихи или плохи. Голая женщина под дождем — картинка на любителя. Все зависит от возраста женщины и ее телосложения. Но отрицание ухода за кожей лица не всегда оправдано. Еще великий Овидий говорил:

Это начало — уход за собой. На ухоженной пашне

Всюду щедрее зерно…

Он же наставлял женщин:

Так не вдевайте же в уши себе драгоценные камни.

Не расшивайте одежду золотыми тяжелыми швами.

Что это, перекличка поэтов через тысячелетия? Или плагиат?

Пусть другие поют старину, я счастлив родиться ныне,

И мне по душе время, в котором живу.

Стихами Овидия я пытаюсь застать поэтессу врасплох.

Наташа смеется:

— Овидий, он что — хабаровчанин?

Если бы вопрос задала юная продавщица овощей, работающая по найму в магазинчике столь же юного предпринимателя, я бы поверил в ее искренность. Но студента колледжа искусств!

— Не надо пудрить мне мозги, девочка. Стихи из «Науки любви» Овидия цитируют и менее образованные люди.

Мне показалось, что она вот-вот расплачется:

— Никакого Овидия я не знаю, к нам в село современных поэтов вообще не завозят.

Я был вынужден извиниться, хотя трудно поверить, что мотивы стихов Натальи Кочетовой не были навеяны римским поэтом, жившим две тысячи лет назад.

Терен из Житомирщины

— Надо помочь парню, — сказал мне по телефону поэт Евгений Ерофеев. — Второй раз идти на зону желания у него нет. Поддержим, глядишь, и зацепится за свободу.

Парню за тридцать, на лице выражение брезгливости, но глаза живые.

— Может не нужно? — спросил.

— Что не нужно?

— Читать мои стихи, вам они будут неинтересны.

Мы стояли на автобусной остановке, спиной к Дворцу профсоюзов, на крыльце которого шла бойках распродажа учебников и прочей школьной атрибутики. Нагло вырвав из руки парня тощую тетрадку со стихами, я предложил отойти подальше от сгрудившихся вокруг нас киосков и почитать друг другу стихи.

Это «друг другу» по всей вероятности ему понравилось, подав мне руку, он представился:

— Сергей Терен из Житомирщины.

Стихи были написаны от руки, но так, как будто Терен все десять лет проработал в зоне чертежником.

Выйду в сад, с досады

Вырву клок травы.

Почему не рады

Родственнику вы?

Десять лет на зоне

Бредил я о том,

Как, вернувшись, трону

Тополь под окном.

Отшатнулись стены

От руки моей,

Посмотрели гневно

Сестры из дверей…

Яблоня мне в руки

Не дала плода.

Десять лет разлуки…

А теперь куда?

Из родного сада

Вырвал клок травы, —

Горькая награда.

Грудь не надорви.

Вылетев на волю,

В зону не пойду.

С пламенной любовью

К миру пропаду.

Я сразу отметил размер: «Вот моя деревня, вот мой дом родной…» Видимо, не довелось человеку познакомиться с творчеством советских поэтов.

Сердечным взрывом бредил

Я первые пять лет,

Хлебал, а не обедал,

Баланду на обед.

Никто не знает в зоне

Кто друг тебе, кто враг.

Сломаться не позволил

Колючий саркофаг.

Отец и мать из жизни

Уходят без меня.

Мне жизнь бросает вызов,

Надежды хороня.

Но я уже не мальчик,

Я вижу вдалеке

Жена моя маячит

С козлом накоротке.

Но я им мстить не стану

За зону и за ложь,

Не постою за правду,

Их правдой не проймешь.

Не затаив обиды

На брата и сестру,

Уйду, там будет видно,

Очухаюсь к утру.

В тетради около двадцати стихов и все — плачи о потерянном времени. Я понимаю, как трудно Сергею вырваться из недавнего прошлого, ведь он не встретил понимания даже у близких родственников. Но и опубликовать эти стихи я не могу, в них заметны провалы, угодив в которые ему уже никогда не выбраться. Но есть ведь и удачные строчки:

Колодники, мы давим вшей,

А нам упрямо шьют убийства

Зловредных этих малышей,

И все с подачи коммуниста,

Который знает наперед

Кто и за что его убьет.

Единственные стихи, в которых звучит угроза. И ни слова о любви. Даже намека.

Женщина мое проклятье

Говорила мать: держись

В этой жизни не за платье

Умных женщин, а за жизнь.

Женщине нужны обновки

В виде дерзких мужиков,

Молодых, на все готовых

Из когорты знатоков.

Надоумило на теле

Выжечь сразу два креста,

По ночам кресты звенели

В дни великого поста.

От конвойных злые шутки,

В зоне слышал я не раз:

— Коль Христос тебя попутал

Помолись ему за нас.

А товарищи по зоне

В угол ставили не раз,

Умудряясь позлословить

Надо мною, не крестясь.

В профиль Сталина на теле

Не стреляли, на Христа

Жадно коршуны насели

И, как видим, неспроста.

Терен позвонил мне перед отъездом в Украину. Обещал написать, но вот уже два года — ни слуху ни духу.

Баба в эполетах

Крокодилица на лица

Неразборчива была,

Ей хотелось за границей

Проворачивать дела.

Наглядное пособие — женщина, символизирующая страсть, но делающая это исключительно ради денег. Оказывается, среди проституток встречаются особи пишущие неплохие стихи. Одна заявила, что ее мозг работает в ритме повизгивающей от усердия мужчин кровати.

Силен в атаке натощак,

Наевшийся, он скучен,

Он что-то делает не так,

Хотя не может лучше.

Спросите: лучше, это как?

Он не найдет ответа,

Не голубок в моих ногах,

А баба в эполетах.

Другому больше повезло,

Он стоек в этом деле.

Хоть завяжи его узлом,

Найдет дорогу к цели.

А третий нежен, как скрипач,

Смычек его по струнам

Едва скользит, а ты ишачь,

Кипи в корме буруном.

Есть наглецы, есть гордецы,

Встречаются пиявки,

Они впивается в сосцы,

Потребовав заправки.

Мужчины, как они разны!

Одно роднит их все же,

Прожить не могут без узды

На нежной женской коже.

По просьбе Ирины, её фамилии я не называю. Она скопила немного деньжат и надеется на счастливый брак с преуспевающим бизнесменом. Возможно даже в городе, где занималась проституцией. Ирина баба умная, эффектная, поклонников у нее хватает, руку, и сердце ей предлагали уже не раз. Но выскочить замуж не спешит:

— Квартиру купила, за машину и гараж почти рассчиталась, теперь надо пополнить счет в банке. Чтобы чувствовать себя независимой от мужа. Мало ли что может случиться в жизни, сейчас мужики мрут, как мухи с наступлением холодов. А потепления в России пока не ожидается. А если честно сказать, мне нравится этим заниматься с разными мужчинами. Надеюсь, найдется экземпляр, который ночь моей любви оплатит предложением руки и сердца.

— Значит, такого мужчины пока не было?

— Были, но не в моем вкусе, скрипачи, пиявки, а чаще всего — хамы, жаждущие, чтобы я доставила им удовольствие с помощью рта. Последние, как правило, успели переспать со всеми городскими проститутками.

Ирина женщина видная, у нее высшее техническое образование, в свободное от секса время она читает книги религиозных философов, по памяти цитирует стихи из древнеиндийской поэмы «Махабхарата».

Свое занятие проституцией, она оправдывала стихами из поэмы:

Я с ними жила, ибо так захотели

Бессмертные ради божественной цели.

Или

Я, чтобы вернуть им бессмертья начало,

Для них человеческой матерью стала.

Она питалась мудростью древнеиндийского эпоса, хотя я не уверен, что стихи из «Махабхараты» она цитировала дословно.

Не следует к месту стремиться такому,

Которое будет желанно другому.

Тебе, возгордившись, взбираться негоже

На царских слонов и женой в его ложе.

— Но ведь ты, Ирина, преследуешь цель взобраться если не на царского слона, то женой в его ложе уж точно.

— А если не так, какой смысл сколачивать состояние. Сегодня богатый бизнесмен нищенку в жены не возьмет. Богатство, оно сегодня есть, а завтра окажется фикцией. Особенно в России.

Ирина познакомила меня с одной в прошлом известной московской проституткой, которая вынуждена была уехать из столицы, чтобы удачно выйти замуж. И вышла, но настолько влюбилась в своего мужа-коммерсанта, что разрешила ему пользоваться своими активами, как своими. Теперь ее муж — покойник, а она вынуждена заниматься проституцией в Хабаровске, утратив всякую надежду выбраться из нужды.

Прелестное дитя под пятьдесят

Пока еще в цене, но пресыщенье

Любовью вызывает отвращенье

К мужчинам, лобызающим ей зад.

Я поинтересовался:

— Столичная дива эта разочарована в жизни вообще, или только в мужчинах?

— Ни в том и ни в другом, она разочарована в себе. По виду она сойдет за тридцатилетнюю, а восстановить прежний шарм не хватает внутренней энергии. К тому же с недавних пор причастилась к спиртному.

Мы пили с королевой шарма,

Она ласкала свою грудь,

Крича: ну разве я не дама,

Что мужики со мной не пьют!

О, как она была прекрасна,

Когда, раздевшись донага,

Ходила перед ловеласом,

А тот смотрел лиловым глазом

На женщину, как на врага.

Я поинтересовался:

— Это случай из практики, или поэтический образ?

— Из практики, конечно. Есть у нас в городе один мужичок, неутомимый любовник, но дважды одну женщину не купит. Переспав, не только теряет к ней интерес, но даже испытывает отвращение. А Маше он чем-то понравился, задел струнку не только в теле, но и в душе. Она ему предложила себя бесплатно, в любое время и по полной программе. Но у него с ней второй раз ничего не получилось. Хотя, он снизошел до ее чувств, и до сих пор иногда заходит поболтать. Мужик добрый, но вконец испорченный бабами.

Я не знаю, где живет Ирина, есть ли у нее семья, иногда сталкиваемся лоб в лоб на Амурском бульваре. Я возвращаюсь из Дома литераторов, она спешит в Интурист по своим производственным делам. Всегда женственная, веселая, но я бы не сказал, что счастливая. В глазах ее есть нечто такое, отчего мое сердце болезненно сжимается, и я стараюсь не задерживать ее руку в своей, когда она подаем мне ее при встрече.

— Ты ко всем женщинам так относишься или только к проституткам?

— Как так? — не понял я.

— Настороженно, будто я подхожу к тебе с единственной целью, укусить?

Я наклонился к ее уху, и шепчу:

— Это чистейшей воды инстинкт самосохранения. Главное, не дать огню распространиться.

— Я тебе нравлюсь?

— Как всякая умная женщина, вызываешь интерес, как опытная шлюха — жажду узнать, на что способна в любви.

— То есть, в постели?

— Понимай, как знаешь.

Однажды она мне подарила сборник своих стихов, изданный в десяти экземплярах. Шестьдесят четыре странички в коленкоровом переплете произвели на меня отталкивающее впечатление. Одевать тоненькие книжечки в переплет — верх кощунства. Правда, название сборнику она нашла точное: «Секс на Парнасе». Коротенькая афишка на обороте титула: «Талантливая хабаровская поэтесса с подкупающей искренностью рассказывает о перипетиях своей нелегкой профессии. По понятным причинам, сборник издается под псевдонимом».

Все начинается с ноля.

Студент в постели был неловок.

Зато декан в карман за словом

Не лез, рисуя вензеля.

Декан дал денег на проезд,

Дал на белье, что с телом сличит.

Потом в постели трясся весь,

Снимая трусики и лифчик.

На вечеринке некто тряс

Купюрами передо мною,

И я решила — только раз

За деньги плоть побеспокою.

Он был мужчина на коне,

Когда пришла по приглашенью,

За страсть он заплатил вдвойне, —

Ну, чем не повод к искушенью.

Стихи были длинными, сделанными, по-видимому, наспех, поэтому рядом с достойными встречались откровенно слабые строки. Восхождение проститутки на Парнас нашло отражение в двух последних строфах.

Когда меня купил поэт

За пару песен под гитару,

В моей душе зажегся свет

И я запела с ним на пару.

Зачем пишу, да и кому

Нужны стихи мои, не знаю,

Но я поэта обниму

И от восторга зарыдаю.

Кто из наших поэтов мог купить столь дорогую проститутку можно только догадываться. Но мы, читатели, благодарны ему уже за то, что он вдохнул в женщину частичку своего пламени, и она запела “по-свойски, пусть даже, как лягушка”, (выражение Сергея Есенина).

В сборнике Ирины были опубликованы откровенно слабые стихи, но были и достойные, например, Стихи о влюбленном мальчике.

Он был испуган, он вбежал

Ко мне и, опустив стыдливо,

Глаза, ладонь свою разжал, —

Ночное трепетное диво.

Он думал, что теряет мозг,

И потому, дрожал от страха,

С глазами, мокрыми от слез,

Сжимая пестик под рубахой.

Я увлекла его в постель,

Сама на краешек присела,

Поведав о союзе тел

И об особенностях тела.

Теперь сама не знаю как

Все получилось, но, изведав

Оргазм в столь опытных руках,

Он бегает за мною следом.

Дальше она не стала читать.

— У вас лучше получится.

И протянула мне книжицу, с оседлавшем камень мыслителем на обложке. Таких самопальных сборничков у меня скопилось более сотни. Иногда я, не глядя, беру один из них и начинаю читать. А прочитав несколько стихотворений, пытаюсь угадать автора. Изредка мне это удается, но чаще — нет. Хотя сразу видно, где пишет мужчина, а где женщина. У женщин плохо обстоят дела с логикой, мужчины прямолинейны до косноязычия. Приведу для примера:

По острову, будто в чудесных снах,

Шагаю я налегке.

Попугай на плече, голова — в небесах,

И солнычный луч в руке.

И если река преградит мне путь,

То я плыву по реке.

Попугай за мной, с пути не свернуть,

А солнечный луч — в руке.

И если мой остров скрывает тьма,

И страшно, и все в тоске.

Спешим на помощь — и я сама,

И солнычный луч в руке.

В программном стихе Добровенской я нашел несколько нелепостей. Если ты переплываешь реку, попугая снесет течением и ему, конечно “с пути не свернуть”, а если по течению — новоявленного Робинзона с лучом в руке, как и попугая, снесет в море. Непонятно, к кому на помощь спешит Робинзон, утопив в реке попугая? И кто такие “Все в тоске”. Не проще было бы написать?

Спешим на помощь — попугай и я,

И солнечный луч в руке.

А то ведь получается, что “спешим на помощь” как бы двое, но поскольку “солнечный луч в руке”, он только фонарь, но никак не воодушевленный предмет. Значит:

Спешу на помощь ему (попугаю) сама,

С солнечным лучем в руке.

У мужчин и того хуже:

Ветер дует натужно-пронзительно,

Навевая холодную муть,

В эту пору весне унизительно

На Хабаровск по-зимнему дуть.

И надеется, вдруг распогодится,

И тепло где-то днями придет.

Но в краю моем исстари водится,

Что апрель без тепла отомрет.

Весне унизительно дуть на Хабаровск и она (весна) надеется, что “вдруг распогодится” и “апрель без тепла отомрет”. С теплом или без тепла апрель все равно отомрет, в нашем крае или в каком-то другом, но в другом крае, возможно найдется поэт, который воскликнет:

“А небо такое апрельское,

Что хочется тронуть рукой!”

И сразу потеплеет на душе и в мире, ведь подлинная поэзия согревает человека в любую погоду, какую бы “холодную муть не надувал в наши мозги этот натужно-пронзительный ветер”.